Опубликованы два свидетельства некоего Бориса Павловича Тартаковского о катынском деле. Первое - письмо Тартаковского - опубликовано в статье В. Шуткевича "По следам статьи "Молчит Катынский лес"" (Комсомольская правда, 19.4.1990). Второе - интервью - в так называемом Военно-историческом журнале (№4 за 1991 год).
Письмо в Комсомольскую правду.
Вот как Тартаковский излагает события в письме в КП:
1. В первый раз он узнал о Катыни летом 1944 года в Житомире, где в то время формировалось Войско Польское, из немецких листовок.
2. Сообщение комиссии Бурденко было воспринято с доверием, на эксгумацию выезжали шоферы автомобильного полка Войска Польского, в котором служил БТ. В состав комиссии входили польские граждане, в том числе из Люблина.
3. Находясь в городе Гродзиск-Мазовецки, БТ познакомился с вдовой польского офицера, сидевшего в Катынском лагере, пани Катажиной, хозяйкой его квартиры, которая показала письмо от мужа из Катыни, датированное сентябрем 1941 года (письмо позже было забрано двумя неизвестными).
4. В городе Урсус [часть Варшавы, еще не бывшая тогда городом], когда там находилась часть БТ, в соседний дом вернулся майор Войска Польского, фамилия которого значилась в списках катынских жертв.
Комментарии:
1. Сообщение комиссии было опубликовано 26 января в Правде, и в тот же день были извлечены из земли последние исследованные комиссией трупы (см. Отчет о работе судебно-медицинской экспертной комиссии по эксгумации и исследованию трупов польских военнопленных в Катынском лесу от 1 февраля 1944 года).
Почему Тартаковский узнал о Катыни лишь летом, а не зимой 1944 года?
2. Откуда Тартаковский знал о реакции на сообщение комиссии Бурденко "в то время", если он не знал о Катыни до лета 1944 года?
3. Если на эксгумацию выезжали шоферы из части Тартаковского, почему он не знал о Катыни до лета 1944 года?
4. На самом деле к лету 1944 года катынская тема в немецкой пропаганде была уже "съедена" и уже был ответ комиссии Бурденко, поэтому сам факт распространения таких листовок немецкими самолетами в глубоком тылу (каковым был Житомир летом 1944 года) невероятен.
5. В комиссию не входили польские граждане. Почему Тартаковский пишет прямо противоположное?
6. Каким образом могло существовать в Польше письмо от польского офицера из Катыни, датированное сентябрем 1941 года? Можно ли поверить в то, что немцы дали бы писать польским офицерам письма, и в то, что эти письма доходили до адресатов, особенно если учесть, что согласно свидетельским показаниям в сообщении комиссии Бурденко в этих лагерях немцы установили жесточайший режим, а якобы расстрелы начались вообще в августе?
Интервью Военно-историческому журналу.
Теперь рассмотрим интервью Тартаковского ВИЖ.
1. В 1944 году БТ служил в польском корпусе, который формировался в Житомире, и там прочитал немецкую листовку о Катыни.
2. Второй раз о Катыни БТ услышал при освобождении Люблина и Майданека (то есть примерно в июле 1944 года) от двух польских сержантов, евреев (один по фамилии Векслер, фамилия второго забыта), находившихся в 1940-41 гг. в Катынском лагере для военнопленных в Козьих Горах и сбежавших оттуда при неудачной эвакуации. Впоследствии оба служили в армии Андерса, остались в СССР, уехали в Израиль.
3. В Люблине БТ жил на квартире у пани Зелинской, познакомившей его со своим племянником, который рассказал, что содержался в Катынском лагере и сбежал оттуда при наступлении немцев.
4. В 1944 году БТ служил в первом самоходовом [автомобильном] полку в должности командира взвода. Примерно в октябре 1944 года представители польского правительства во главе с Осубко-Моравским поехали в Катынь, БТ их сопровождал.
5. В Катынском лесу в это время работала комиссия Бурденко. БТ подходил к могилам и наблюдал за эксгумацией трупов, держал в руках извлеченные из могил письма, датированные октябрем-ноябрем 1941 года.
6. Во время нахождения в Катыни проживал на квартире у женщины, которая подтвердила, что расстреливали немцы, и рассказала, что у нее в сарае прятался польский офицер, бежавший из лагеря.
7. При размещении части в Гродзиск-Мазовецком проживал в доме, где жила жена польского офицера, считавшая, что мужа убили русские. Муж вскоре вернулся и рассказал в присутствии родственников и соседей, что бежал из Катынского лагеря при наступлении немцев и партизанил в Карпатах.
8. Будучи после войны зам. начальника танкоремонтной базы, узнал, что два сержанта-водителя, бывшие у него в подчинении, скрывали свое офицерское прошлое. Один из них бежал из Катынского лагеря (который называл Козельским) при наступлении немцев. Фамилия и имя забыты.
Комментарии:
1. В письме БТ говорил о возвращении упомянутого в списках катынских жертв офицера в Урсусе, в Гродзиск-Мазовецком же хозяйке квартиры всего лишь пришло письмо, ни о каком возвращении не упоминается. Здесь же офицер возвращается в Гродзиск-Мазовецкий.
2. В письме БТ писал: "Впервые я услышал о Катыни летом 1944 года [...] над городом пролетел немецкий самолет, разбросавший листовки с сообщениями о том, что несколькими годами раньше в районе Катыни органами НКВД были расстреляны 12 тысяч польских военнопленных. Меня заинтересовала эта история, и я с тех пор старался узнать о ней как можно больше.".
Почему же тогда он не запомнил точно или не записал полные имена и фамилии двух сержантов-евреев, якобы военнопленных из Катынского лагеря? Почему БТ знал про них такие подробности, как отъезд этих двух свидетелей в Израиль (то есть как-то следил за их судьбой), но не запомнил или не записал имен и фамилий?
Если БТ старался узнать о катынской истории "как можно больше", почему не запомнил или не записал имен и фамилий племянника пани Зелинской, вернувшегося жителя Гродзиск-Мазовецкого и своего хорошего знакомого, подчиненного - польского офицера, якобы военнопленных из Катынского лагеря?
Объяснение, данное БТ ("Если бы я собирался исследовать эту проблему или предположил бы, что она так остро встанет в будущем, я бы непременно все записал. Но, увы...") не выглядит убедительным в свете вышеприведенной цитаты.
3. Каким образом в октябре 1944 года в Катыни могла работать комиссия Бурденко, если работы по эксгумации были завершены 26 января 1944 года? Каким образом БТ мог наблюдать за эксгумацией и держать в руках извлеченные из могил документы?
4. Каким образом БТ в принципе мог оказаться на катынской эксгумации, завершенной 26.1.1944, если, согласно письму, о Катыни впервые он узнал летом 1944 года?
5. Почему подчиненный БТ - польский офицер - называл Катынский лагерь Козельским, и как БТ узнал, что этот лагерь на самом деле - Катынский?
6. Почему изложенное в письме так контрастно отличается от изложенного в интервью? В письме БТ молчит о важнейших событиях, упомянутых в интервью, но рассказывает о совершенно второстепенных фактах.
Так, БТ упоминает о поездке нескольких шоферов из его автомобильного полка на эксгумации, но не упоминает о своей якобы поездке туда же (о которой рассказывает в интервью). В письме БТ упоминает о показанном ему в Гродзиск-Мазовецком письме из Катыни, но не упоминает о том, что в том же Гродзиск-Мазовецком видел живого поляка из Катыни.
Более того, упоминая в письме второстепенные факты, БТ вообще умалчивает о том, что якобы лично встречался с пятерыми выжившими военнопленными из Катынского лагеря (о чем рассказывает в интервью).
Можно было бы возразить, что содержательная часть письма, возможно, опубликована не полностью. Однако такое возражение в расчет приниматься не может. Если бы автор статьи захотел умолчать о столь важных фактах, он мог вообще не публиковать письмо БТ, а опубликовав, но лишь частично - подставлялся под возможные со стороны БТ обвинения в преднамеренном утаивании и искажении фактов.
Более того, приведенная часть письма представляет из себя последовательность законченных "пунктов" - последовательно рассказывается о Житомире, эксгумациях, Гродзиск-Мазовецком, Урсусе (Варшава), приводятся вторичные подтверждающие данные, но не приводятся многочисленные важнейшие сведения, о которых рассказано в интервью, и которым там было бы самое место.
7. Почему БТ пишет и говорит о "военнопленных" и о "Катынском лагере" военнопленных, хотя никакого "Катынского лагеря" в списках лагерей военнопленных не значится, также как не значатся в документах польские военнопленные под Смоленском после весны 1940 года?
8. Согласно советской версии, под Смоленском находились три лагеря - почему все якобы встреченные БТ беглецы - из одного лагеря, "Катынского"?
9. Как так случилось, что якобы бежавших из "Катынского лагеря" военнопленных как магнитом тянуло к Тартаковскому? Из известных мне свидетельств такой феномен встречается только у лжесвидетеля Ромуальда Горыня-Свёнтека. И если выжило так много поляков из "Катынского лагеря", то где их свидетельства? Известно лишь одно сообщение другого лжесвидетеля, якобы находившегося в одном из лагерей - Вацлава Пыха (по его собственным словам, сотрудничавшего с "офицерами разведки и контрразведки СССР "; свидетельство Пыха повторяет ошибки и вранье сообщения комиссии Бурденко про нигде не значащийся лагерь "№ 2 О.H." (но, заметьте, не "Катынский лагерь"), про "рабочий батальон № 537" (это был 537-й полк связи), про "Арнеса" вместо Аренса - то есть является вторичным по отношению к сообщению комиссии - но добавляет и новые абсурдные пункты, и в более ранних свидетельствах Пыха его якобы пребывание в лагере не упоминается). Но если один лишь Тартаковский случайно встретился с пятью выжившими из "Катынского лагеря", то выжить их должны были сотни. Можно ли поверить в то, что они спокойно продолжали жить на территории Польши, часть - даже в Израиле, но не оставили для истории (и, конечно, для соответствующих органов) своих свидетельств?
Допрос Тартаковского в рамках следствия ГВП.
18.06.1991 Тартаковский был допрошен следователем ГВП подполковником юстиции Яблоковым (Уголовное дело ГВП РФ № 159, т. 26 (нумерация на 1993 г., копия Катынском Музее в Варшаве), лл. 221-243 (нумерация по официальной описи в деле)).
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
1. В 1941 году закончил Пушкинское военное автотехническое училище Красной Армии. Воентехник 2 ранга, младший лейтенант, в 1942 - командир танка Т-34, в 1943 или 1944 - лейтенант. Весной 1944 года служил в Москве в 483 отдельном автомобильно-транспортном батальоне. Из-за польской фамилии направлен в 1-й Танковый корпус Войска Польского. Позднее командир 1-го самоходового полка в Люблине.
2. В декабре 1944-января 1945 во фронтовой распредстанции 52, 54 или 56. Здесь были два поляка-еврея. Фамилия первого - Ефим Векслер или Венблер[?]. Фамилия второго - "как мне кажется" Лейбман. Они были взяты в плен Красной Армией, содержались в Катынских лагерях, обслуживали польских офицеров. Когда началась война, этот лагерь начали переводить в тыл пешком, но большинство офицеров осталось. Немцы бомбили лагерь и колонну. После эвакуации этих двух поляков отправили в Сибирь на поселение, в деревню около Новосибирска. Конкретных фамилий и других данных, кроме названных, БТ не запомнил.
3. "У меня хорошая память", он ничего не записывал, а только "хорошо запомнил".
4. Поляки назвали лагерь "Катынский в Козьих Горах", поэтому БТ его так и назвал.
5. Что Векслер и Лейбман уехали в Израиль - БТ неизвестно, утверждать это он не может, но ходили такие разговоры.
6. Фамилию племянника пани Зелинской БТ не знает, звали его Стах. Стах содержался в Катынском лагере, бежал в 1941 году, партизанил в Карпатах. Был антисоветски настроен, "как мне кажется", состоял в АК.
7. Фамилию польской женщины, к которой вернулся муж, которого считали погибшим в Катынском лесу, БТ не помнит. При возвращении мужа присутствовали командир части майор Матвей Суровицкий, его заместитель майор Сигналов, Дмитрий Григорович [?] и другие. Этот человек содержался в Катынском лагере, бежал при наступлении немцев, партизанил в Карпатах.
8. Фамилии еще двоих подчиненных, сержантов, которые сбежали из Катынского лагеря, БТ не помнил. Один из них сказал, что содержался в Козельском лагере, а что это был на самом деле Катынский лагерь - вывод самого БТ.
9. БТ не являлся сотрудником органов НКВД, МГБ и т. д.
10. Ездил в Катынь с Осубко-Моравским осенью 1944 года, находился на месте около 3 дней. На месте, где лежали трупы, был около 20 минут 1-2 раза.
11. Видел там Катынский лагерь примерно в 2 км от поселка Козьи Горы и примерно в 500 метрах от места захоронения поляков. Лагерь был в полуразрушенном состоянии, ворота снесены.
12. Все могилы были раскопаны, трупы выложены на земле на плащ-палатках, там же лежали и документы, письма.
13. Нет, я сам лично не осматривал этих писем и не могу утверждать, когда они были написаны, а эти даты узнал из разговоров в Катыни, но от кого я не помню.
14. Женщина, которая в сарае нашла польского военнопленного, и у которой остановился БТ, жила в доме примерно в 400 м от станции "Козлиные[?] Горы". Дом был в 20-25 км от Смоленска. Лагерь польских военнопленных находился рядом с домом этой женщины.
15. После предъявления документов, показывающих, что никаких "Катынских лагерей" не существовало, но летом 1940 года в Козельский лагерь прибыли интернированные в Литве и Латвии:
Предъявленные мне документы я вижу впервые и все эти факты мне ранее не были известны.
Поэтому я теперь допускаю мысль, что я ошибался и возможно читателей ввел в заблуждение. Но я действительно разговаривал с указанными мною поляками. Теперь я считаю, что они, видимо, были из той партии, которая поступила в лагеря из Литвы и Латвии.
[...]
Возможно я назвал лагерь ошибочно и он назывался как-то по-другому, но я видел, что поляки были обнаружены около поселка Катынь, рядом находился большой лагерь для военнопленных-поляков и поэтому я назвал его "Катынский", а как он в действительности назывался я не знаю. Но так я видел, что его называли в разных публикациях в нашей печати по этому вопросу.
Комментарии:
1. Согласно данным на сайте "Память Народа" БТ учился в Пушкинском танковом училище, был командиром танка, действительно служил в 56-й танковой базе Войска Польского (а также во фронтовой базе горюче-смазочных материалов 69 Войска Польского), получил немало иностранных наград, в том числе Чехословацкий Военный крест 1939-1945 гг.
2. Большинство комментариев к предыдущему разделу остаются релевантными и в данном случае.
3. БТ утверждал, что интересовался темой и имел хорошую память, но сам постоянно повторял, что не помнит ключевые детали, вроде фамилий. При этом эта забывчивость выглядит избирательной (ср. пункт 7).
4. БТ сначала утверждает, что называет Катынский лагерь таковым, потому что услышал о нем от поляков. В конце допроса, однако, признает возможность ошибки, а называние лагеря Катынским обосновывает не сведениями от поляков, а тем, что он видел остатки этого лагеря у поселка Катынь.
5. Отъезд двух польско-еврейских офицеров в Израиль более не факт, а всего лишь информация из разговоров, сам же БТ такого утверждать снова не взялся.
6. Теперь партизанил в Карпатах не только объявившийся муж одной польской женщины, но и племянник пани Зелинской. Если брать этот пункт отдельно, то противоречия формально нет, но если смотреть на все показания в комплексе - примечательный пункт.
7. БТ признает, что как минимум в одном случае додумал за своего предполагаемого собеседеника, что его лагерь был Катынским, хотя тот говорил лишь о Козельском.
8. В этом повествовании из Катынского лагеря сбежали уже оба сержанта, а не лишь один из них.
9. В примерно 500 м от могил никакого лагеря военнопленных, конечно, не было и никто его существование там, кроме БТ, не утверждал, и остатки такого лагеря были бы, конечно, видны на аэрофотоснимках.
10. Как и в предыдущем разделе: никаких публичных эксгумаций с исследованиями, демонстрацией трупов и документов и т. п. осенью 1944 года в Козьих Горах не было, они проходили в январе.
11. БТ прямо противоречит своему интервью, в котором он утверждал о якобы найденных на трупах документах осени 1941 года, что "эти письма я видел и держал их в руках". Теперь уже не осматривал и не держал.
12. Если бы женщина, нашедшая у себя в сарае бежавшего военнопленного, существовала, невероятно, что она не была бы допрошена НКГБ и комиссией Бурденко, особенно если ее дом был поблизости. Но единственный эпизод с нахождением в сарае военнопленного касается гражданки Московской - этот случай описан в сообщении комиссии. Но это был не польский военнопленный, а якобы советский, задействованный на тайных раскопках 1943 года. И Московская жила в Смоленске, а не поблизости от Козьих Гор (см. ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 10, лл. 76, 79).
13. В конце допроса БТ в принципе перечеркивает все сказанное ранее своим признанием того, что возможно он ошибался, что поляки, с которыми он разговаривал, могли быть из совершенно другой группы (хотя это никак не спасает его истории про побеги от немцев) и что он даже не уверен, что лагерь назывался Катынским.
Статья о Тартаковском в журнале Крокодил.
В № 15 (1773) журнала Крокодил за 1965 год вышла статья А. Суконцева "Не по заслугам", посвященная Борису Павловичу Тартаковскому. Что речь идет именно о нашем Тартаковском становится понятным по следующим признакам.
В статье Суконцева дается ссылка на статью Ю. Рогачева "Он шел в бой за Прагу" в № 55 (4491) Учительской газеты от 09.05.1959. В этой статье мы читаем, что война застала Б. П. Тартаковского в Ленинграде. Что Тартаковский был в танковом училище, затем был командиром танка. В Праге командовал колонной автоцистерн для заправки советских танков. Получил чешский "Боевой Крест 1939 года". Все это совпадает с биографией нашего Тартаковского, вплоть до его службы на базе горюче-смазочных материалов (согласно описанию музея "1418. Дорога памяти", Тартаковский осуществлял подвоз ГСМ и участвовал в освобождении Праги). Еще в статье делается утверждение, что после командования танком Тартаковский "командует взводом разведки". Это совпадает с автобиографией Тартаковского, опубликованной его внучкой, в которой значится, что он был командиром "разведвзвода бронетранспортеров 48 механизированной бригады". Да и какого-то другого Бориса Павловича Тартаковского с Чехословацким Военным крестом на "Памяти народа" нет.
В статье Рогачева указывается, что Тартаковский в 1959 году преподавал автодело и машиноведение в школе № 216 г. Москвы. В учетной же карточке нашего Тартаковского от 06.07.1955 года значится, что Тартаковский преподавал машиноведение в средней школе № 119, причем этот текст явно внесен поверх другого стертого - из текста на обратной стороне карточки становится ясно, что таким образом были учтены сведения о новом месте работы Тартаковского. Но полустертый текст можно частично прочесть - видно слово "машиновед.". То есть он до этого он тоже преподавал машиноведение в какой-то школе. Это гармонирует со сведениями в статье Суконцева о том, что за семь лет Тартаковский сменил 7 школ. Также в статье Суконцева упоминается о преподавании Тартаковским производственного обучения, а в карточке значится: "завуч произв. обучения".
С преамбулой покончено - статью Суконцева, ветерана-орденоносца, надо просто прочитать, и вся катынская эпопея Тартаковского разъясняется.
![]() |
Дальнейшая карьера Тартаковского.
В статье Суконцева не зря упомянут "роман", написанный Тартаковским. Тартаковский действительно подвизался на писательской ниве - рассказы, повести.
В 90-е же годы Тартаковский вдруг переквалифицировался в "историка". Опубликовал брошюрку Версия: Мартин Борман - агент советской разведки (1992), где в художественной форме представил соответствующую "версию". Потом была публикация "Мартин Борман - советский разведчик" в книге Тайная жизнь Мартина Бормана (2004; возможно, просто перепубликация брошюры) и книга Русская королева III рейха (2004) (подзаголовок: "Любимая женщина фюрера и Берии"), вышедшие уже после его смерти в 2000 году.
А. Коваленко повествует в книге Маршальский жезл (1995, с. 449):
После выхода в свет брошюры я снова встретился с Борисом Павловичем Тартаковским, в прошлом сотрудником ГБ, позже учителем истории, писателем. Первый вопрос, который я задал :
- Как Вам удалось выйти на следы Бормана и какими документами пользовались при создании книги ?
Б.Т. - Основную мысль подал в свое время мне Маршал Советского Союза Александр Иванович Еременко, затем при беседе с сотрудниками КГБ мне авторитетно заявили, что ряд высших руководителей Германии находятся в СССР и работают на нас, в том числе и Борман. Я начал поиск, это уже продолжается более двадцати лет. За это время нашел интересные документы как у нас в стране, так и в Германии.
В журнале Новая картотека версий и досье (№ 23 за 1995 год, С. Михайлычев, "Кто же вы, рейхсляйтер Мартин Борман?", с. 23-24) история Тартаковского звучит так:
Однажды меня пригласил к себе маршал Андрей Иванович Еременко, с которым мы давно были дружны. Видимо, чувствуя приближение своего смертного часа (Еременко был тяжело и неизлечимо болен), маршал открыл тайну, которую хранил более 30 лет. Он-то и поведал мне, что Борман агент КГБ, и просил вплотную заняться этой темой, справедливо опасаясь, как бы она не умерла вместе с героем. Слова маршала Еременко стали для меня своего рода завещанием. Через два дня Андрея Ивановича не стало. А я начал поиск фактов, подтверждающих сенсационное признание маршала Еременко. Дело шло крайне туго, но находки все же объявлялись. Начальник контрразведки Первого Белорусского фронта рассказал мне, что накануне взятия Берлина из Москвы пришла субсекретная шифровка - принять меры к розыску и поимке фашистских военных преступников - главарей "третьего рейха". При этом выделялась фамилия Мартина Бормана и следовало добавление, что к его личности следует отнестись максимально тактично!.. Несколько позже, в Чехословакии, я встретился с начальником контрразведки чешской армии. Он мне сказал, что история с Борманом им отчасти известна: Сталин якобы после войны рассказывал о ней президенту Чехословакии Бенешу. Есть и другие обстоятельства, которые как бы сближали меня с моим будущим героем. Дело в том, что с детства я был вхож в семью Артузова. Мы жили в одной квартире с его сестрой Верой Христиановной. Она рассказала мне, что в тридцатые годы у них часто бывал некий немец, приезжавший из Германии, по описанию, как две капли воды похожий на Бормана. Версия о сотрудничестве Бормана с советской разведкой принимала все более серьезный характер. Один мой знакомый генерал из контрразведки пригласил меня на кладбище близ Лефортовской площади, где я воочию увидел могилу Мартина Бормана и табличку с его именем и датами жизни и смерти 1900-1973. Правда, потом, когда о моих изысканиях стало известно "там, где надо", табличка мгновенно исчезла, а сама могила была сравнена с землей. Любопытно, что и в похоронных книгах кладбища запись именно по этому участку захоронений отчего-то отсутствует (?). Но смотритель кладбища, старушка Лидия Николаевна Веретенина поведала, что в те времена на их избранном кладбище хоронили людей только по личному распоряжению ЦК.
Как густо. У меня даже возникло сомнение - а может это другой Борис Павлович Тартаковский, к которому чисто случайно, как и к нашему "катынскому", как магнитом притягиваются сенсационные сведения? Но нет.
В статье Михайлычева он описывается как "российский архивист и военный историк, участник прорыва ленинградской блокады". Конечно, такой "архивист" и "военный историк" никому не известен. Если даже считать, что автор, лично знавший Тартаковского, тем не менее частично перепутал его с историком Б. Г. Тартаковским, то последний в любом случае к блокаде отношения не имел, тогда как в отношении "катынского" Тартаковского в вышеупомянутой статье Рогачева значится, что он "в дни блокады водил машину по Ладожскому озеру".
В предисловии к повести Бесстрашный комбат (1985) генерал-полковник Д. А. Драгунский пишет о "ветеране-танкисте" Тартаковском (с. 5). Хотя, конечно, можно было бы сказать, что это еще "катынский" Тартаковский, не имеющий, может быть, отношения к "бормановскому".
Но в издании журналиста Бронислава Горба Мартин Борман - пешка в руках Сталина (2005), оставшемся лишь цифровым из-за банкротства издательства, прямо указано, что "бормановский" Тартаковский служил в Войске Польском (и приводится фотография "катынского" Тартаковского, та же самая, что на некоторых других сайтах, но взятая явно не с них). Я написал Горбу и тот подтвердил, что Борис Павлович Тартаковский с сайта музея "1418. Дорога памяти" - это тот самый, который печатался у них в журнале Коммерческий вестник и что он знал его лично.
"Бормановская" эпопея Тартаковского - это своего рода вишенка на торте.Выводы.
Итак, Борис Павлович Тартаковский, при всех его задокументированных заслугах, был фантазером с комплексом барона Мюнхгаузена, причем об этом было публично известно с 1965 года. Никакой доказательной силы его показания по катынскому делу не имеют.
"Катынские ревизионисты" любят цитировать лжесвидетеля Тартаковского. Первыми были, конечно, личности из так называемого Военно-исторического журнала, которые в 1990-1991 гг. в рамках журнала развернули шумную, но бестолковую "антикатынскую" кампанию.
А вот Юрий Мухин в Антироссийской подлости (2003; §§491, 492):Пока геббельсовцы под давлением поляков не уволили с поста главного редактора "Военно-исторического журнала" В.И. Филатова, он тоже собирал таких свидетелей.
Как говорится, без комментариев.
В 1991 г. один из редакторов "ВИЖ" подполковник А. С. Сухинин встретился со свидетелем Б. П. Тартаковским и записал его показания (вопросы Сухинина выделены полужирным шрифтом).
[...]
В показаниях Тартаковского вызывает вопрос только сообщение последнего офицера о том, что он находился под Смоленском в "Козельском" лагере. Но если бы Тартаковский врал, то он бы этот момент в своем вранье обошел. А в остальном в показаниях этого свидетеля нет никаких внутренних противоречий. Свидетельство Тартаковского подтверждает, что сразу после войны в Польше было еще много офицеров, могущих подтвердить наличие лагерей с польскими военнопленными под Смоленском до прихода туда немцев. И мы можем понять, каких свидетелей готовил в 1946 г. польский прокурор Мартини и за что его убили польские геббельсовцы.
Недалеко от него ушли и Сергей Стрыгин с Владиславом Шведом в Тайне Катыни (2007; с. 73, 92, 93):Удивительным фактом является то, что некоторые польские офицеры, числившиеся в немецком эксгумационном списке, на самом деле оказались живы после окончания войны. Факт реальности существования в Польше «живых мертвецов» из Катыни подтверждает публикация В. Шуткевича «По следам статьи «Молчит Катынский лес»», в которой приводится письмо подполковника в отставке, бывшего офицера Войска Польского Б. П. Тартаковского. Борис Павлович пишет, что, когда их часть стояла в польском городе Урсус, в дом, рядом с которым квартировал Тартаковский, «вернулся майор Войска Польского, фамилия которого значилась в списках офицеров, расстрелянных в Катыни» («Комсомольская правда». 19 апреля 1990 г.).
[...]
В № 4 «ВИЖ» за 1991 г. было опубликовано интервью с бывшим командиром взвода 1-го автомобильного полка Войска Польского Борисом Тартаковским, который утверждал, что лично общался с пятью бывшими узниками Катынского лагеря (№ 2-ОН), трое из которых служили под его командованием. По их рассказам, в июле 1941 г., в момент захвата лагеря немцами, им удалось бежать из лагеря, а двое других ушли с советской охраной на восток.
Б. П. Тартаковский в своем письме в «Комсомольскую правду» сообщил еще один удивительный факт. Когда воинская часть Тартаковского была расквартирована в городе Гродзиск-Мазовецки, хозяйка его квартиры показывала ему письмо от мужа из Катынского лагеря, датированное сентябрем 1941 года (Шуткевич. Комс. правда. 19. 04. 1990).
Псевдоисторик и доносчик В. Кикнадзе в своем комическом труде Российская политика защиты исторической правды и противодействия пропаганде фашизма, экстремизма и сепаратизма (2021) тоже с полной серьезностью ссылается на Тартаковского (с. 399-400), как делают это и фальсификаторы истории Прудникова и Чигирин в книжке Катынь. Ложь, ставшая историей (2011, с. 454-456).
Вот такие вот столпы у современного катынского отрицания.